Князь Вишневецкий и Запорожская Сечь, Еще один миф

[Юнкер]

Князь Дмитрий Вишневецкий несказанно удивился бы, узнай, что
ему приписывают создание Запорожской Сечи. "Я послужил разным
государям! - воскликнул бы он. - Но почему вы хотите любить
меня за то, чего я не совершал?" Иногда история превращается в
фантастический роман. А наше дело - вернуть ее в рамки
детектива.

Опустошенный Батыем Киев подобрали литовцы. Подобрали настолько
незаметно, что историки до сих пор спорят: когда? Упоминают о
какой-то битве на речке Ирпень то ли в 1320, то ли в 1321 году,
после которой литовский князь Гедимин якобы овладел этим куском
Руси. Раньше, позже - Бог знает. Известно только, что пришельцы и
русичи довольно быстро столковались, обнаружив общих врагов - татар,
а потомство удачливого язычника Гедимина на славянских землях
крестилось и необыкновенно размножилось, дав начало множеству
княжеских родов - Чарторыйским, Збаражским, Корецким... Одним из них
были и Вишневецкие.
Гнездо их - замок Вишневец на Волыни - стоит до сих пор. Они жили,
занимали высокие посты, воевали с татарами и были вполне лояльны к
Литовской короне. До тех пор, пока среди них не появилась
необыкновенно энергичная и инициативная личность - Дмитрий
Вишневецкий, которого иногда из-за живости темперамента называли и
просто Дмитрашкой.
Поначалу Дмитрашка растрачивал себя преимущественно на уголовные
дела. В 1546 году судился с князем Чарторыйским за какой-то домишко
в Вильно. В 1548 привлекался к судебной ответственности за ущерб,
причиненный крестьянам королевы Боны. Его заметили и дали проявить
себя, назначив черкасским и каневским старостой - стражем степного
пограничья, по которому, как команчи в американском вестерне,
шастали дикие татары. Тут, где не доставали никакие суды, Дмитрий
Иванович и раскрылся с лучшей стороны.
У Дмитрашки был врожденный инстинкт власти. Нюхом сообразив, что
кусок степи между Литвой, Московией и Крымом лежит плохо (ну просто
безобразно плохо лежит!), он принялся выкраивать из него что-то
вроде государства. Он еще не знал, как оно будет называться, где
пролягут его границы, но ему очень хотелось управлять. Все равно
чем. Лишь бы управлять. И чтоб никакой король не мешал.
К тому же подпирала бедность. Вишневецкие плодились, как коты. У
отца нашего героя, Ивана Михайловича, было, кроме Дмитрашки, еще три
сына и две дочери, которых надо было выдать замуж. А воинства -
всего четырнадцать всадников, когда у князя Острожского - аж 426!
Дмитрий Вишневецкий стартовал как типичный бедный рыцарь. Должность
черкасского старосты была самым незавидным местом в Великом
Княжестве Литовском. Она сулила беспокойную пограничную службу, и не
более. А нужно было выбиться в люди!
У Вишневецкого просто не оставалось выхода, как набрать самое
дешевое в тогдашней Европе войско - казаков, готовых в случае
крайней нужды служить даже не за деньги, а за право пограбить.
Недостатка же в этом лихом народце, шатающемся в поиске смысла жизни
по Дикому Полю, слава Богу, не наблюдалось.
Обзаведясь приватной казачьей бандой, Дмитрий Иванович спустился по
Днепру ниже порогов и на острове Малая Хортица построил замок. А
чтобы вооружить его, напал на татарскую крепость Ислам-Кермен и
прихватил там несколько пушек. Это было уже слишком.
Крымский хан выбил Вишневецкого с Хортицы, а замок разрушил, после
чего князь подался на службу к московскому царю Ивану Грозному. Но
тут, где всячески давили частную инициативу, ему не понравилось, и
он снова дернул на родину. Московский гонец в Литве Андрей Клобуков
удостоил напоследок Дмитрия Ивановича такой служебной
характеристики: "Притек Вишневецкий ко государю нашему, как собака,
и потек от государя нашего, как собака же". Обижаться за резкость на
грубого московита не стоит - он просто не мог оценить широту планов
нашего земляка.
Вернувшись домой, Вишневецкий сразу же затосковал без живого дела.
На сей раз "плохо лежала" Молдавия, погрузившаяся в пучину
междуусобицы. Вступив с отрядом в эту несчастную страну,
изнемогавшую без твердой руки, Дмитрий Иванович сначала помогал
претенденту, нанявшему его, - Гераклиду, а потом вдруг перескочил на
сторону его соперника - Томши, пообещавшему нашему авантюристу этот
самый малопонятный молдавский трон. В случае успеха князь мог бы
войти еще и в пантеон национальных героев Молдавии, но неожиданно
для себя стал мучеником за веру. Этого-то он совсем не хотел, но
история меньше всего интересуется нашими желаниями.
В конце августа 1563 года в бою под Верчиканами (сейчас это
территория Румынии) Стефан Томша, перехитрив Вишневецкого, разбил
его братву, а самого захватил в плен, выковыряв из копны сена, где
тот спрятался.
Впрочем, Томше не следовало бы слишком бахвалиться своей победой.
Степной супермен Вишневецкий пребывал как раз в скверной физической
форме и даже в поход отправился не на коне, а на телеге - по причине
мучившей его подагры.
Продержав пару месяцев пленника в Сучаевском замке, молдавские бояре
решили подарить его своему патрону - турецкому султану, у которого
состояли в вассальной зависимости. А тот на радостях припомнил
Вишневецкому все: и пушки Ислам-Кермена, и походы на Перекоп и Азов,
совершенные на московской службе, и свои бессонные ночи, а потому
приказал бросить давнего врага на крюк, где тот сконал аж через три
дня, демонстрируя феноменальную как для подагрика живучесть.
По свидетельству генуэзского дипломата Грилло, ему отсекли руку и
ногу, но "поскольку он беспрестанно проклинал магометанскую веру,
убили стрелой".
Если когда-нибудь Украина наскребет денег, чтобы снять собственный
историко-авантюрный сериал (в это я уже, честно говоря, не верю), то
лучшей кандидатуры на главного героя, чем Вишневецкий, не найти. Тем
более, что его прозвище - Байда - в переводе с татарского значит
"гуляка".
Но кто же посодействовал тому, что этот авантюрист, выбравший в
конце концов Молдавию вместо Украины, стал нашим национальным
героем? Больше всех виноват народ, сочинивший славную песню о том,
как Байда "в Цареградi на риночку пє горiлочку, пє не день, не два,
не одну нiчку та й не годиночку..." Песня, честно говоря, абсолютно
бессмысленная, сочиненная отчаянными домоседами, плохо извещенными о
том, как оно на самом деле в Стамбуле. То, что Байда мог пить
сутками - вполне вероятно. Чем ему в XVI веке еще было заниматься? А
вот то, что он ударился в запой посреди мусульманской столицы, где
Аллах кирять строго запретил, - верится с трудом. Попробуйте-ка
сегодня ввезти поллитровку в мусульманскую страну - я на вас
посмотрю! Но, видимо, наши кобзари просто не могли вообразить себе
непьющего героя - не вписывалось это в их представление об идеальной
личности!
А так как историки наши тоже не могут проводить свои исследования
без рюмки-другой, то и они не оставили Дмитрашку без благосклонного
внимания. Несколько строк у Яворницкого в "Истории запорожских
казаков" создали ему репутацию на века: "Начало организации могло
быть лишь с появлением на Низу общего предводителя казаков, впервые
соединившего их в одно для общей цели - борьбы с мусульманами - и
положившего начало столице их, называемой Сечью. Первую попытку в
этом роде сделал знаменитый князь Дмитрий Иванович Вишневецкий".
Свою мысль Яворницкий никак не обосновывал. Да и не смог бы
обосновать. Во-первых, "общие предводители" из польско-литовских
магнатов использовали казаков задолго до Дмитрашки. Имена их хорошо
известны - Предслав Ляндскоронский, Бернард Претвич и Евстафий
Дашкович. Во-вторых, во всех документах укрепление Вишневецкого на
Хортице именуется не иначе как "замком" - вполне в феодальной
традиции, не имеющей ничего общего с демократическими обычаями
Запорожья. И в-третьих, вряд ли такой человек, как Вишневецкий, мог
допустить, чтобы его кто-то там выбирал, кроме Господа Бога.
Какая-то, стыдно сказать, голопупая чернь. Ни казачьим гетманом, ни
кошевым атаманом современники его не называли - таких должностей
просто не было в природе!
***
В Киеве в Музее истории на втором этаже висит портрет моего героя,
привезенный из родового замка в Вишневце. Надпись на нем гласит:
"Дмитрий Корибут Вишневецкий, повелитель Днепровских островов,
господарь Волошский".
Под этими титулами он и должен войти в историю. А Сечь... Сечь,
честно говоря, не имеет к нему никакого отношения. Как и он к ней.